Обзор СМИ
«У нас есть точки роста»
16.04.2018
Гендиректор группы «Мечел» Олег Коржов о развитии и перспективах
Группе «Мечел» удалось договоритьсяс пулом иностранных банков и решить последний вопрос с реструктуризацией кредитов. В 2014–2016 годах«Мечел»оказался на грани банкротства. Все это происходило на фоне падения цен на уголь и падения капитализации самого «Мечела», на котором работало более 71 тыс. человек. В Удмуртии «Мечел» представлен крупнейшим металлургическим предприятием республики – заводом «Ижсталь». Генеральный директор группы «Мечел» Олег Коржов в интервью «Ъ-Удмуртия» рассказывает о том, с чем компания подошла к своему 15-летнему юбилею и каковы ее перспективы развития.
К круглой дате вам удалось договориться о реструктуризации последнего крупного долга – синдицированный кредит на $1 млрд перед пулом иностранных банков. Это сложно было? Переговоры шли, похоже, даже дольше, чем с госбанками.
– Мы изначально говорили, что реструктурируем этот кредит только после того, как договоримся с российскими банками. Переговоры о реструктуризации были очень сложными, потому что с одним-то банком договориться непросто, а когда в пуле большое число банков, у каждого свои цели, задачи, свое понимание выхода из этой ситуации. Переговоры шли почти год. Но нам удалось, как и с госбанками, объяснить свою позицию, свою логику. И мы в конце декабря подписали соглашение с синдикатомзарубежных банков, где оговорили основные условия реструктуризации. Сейчас завершаем согласование кредитной документации. Планируем, что в апреле-мае закончим. Когда подписывали соглашение, мы пообещали полностью выполнять наши финансовые обязательства по обслуживанию долга, чего не делали в полном объеме до того, как согласовали условия реструктуризации, и с тех пор исправно платим. Я думаю, что вопросов со стороны синдиката к нам больше нет.
У «Мечела» есть еще один кредит, на $500 млн. Когда он будет реструктурирован?
– После согласования реструктуризации синдиката мы приступили к обсуждению условий кредита на $500 млн, который брали под гарантии экспортных кредитных агентств. Мы уже вступили в активную фазу переговоров о реструктуризации этого долга. Планируем, что до конца года закончим этот процесс. Может быть, получится быстрее.
Таким образом, в конце года, если вы закончите реструктуризацию, у компании будет два года, когда она будет платить только проценты, но еще не тело долга. При текущих ценах на уголь и сталь хватит «Мечелу» этих двух лет, чтобы подготовиться к исполнению обязательств?
– Сложно забегать вперед, но у нас есть точки роста, на которые мы рассчитываем, их ресурс еще не до конца использован – это универсальный рельсобалочный стан на Челябинском металлургическом комбинате и Эльгинское месторождение в Якутии с запасами 2,2 млрд т коксующегося угля. Мы очень надеемся на эти проекты, надеемся, что конъюнктура продолжит улучшаться. Но, безусловно, чтобы начать погашать тело кредита в 2020 году тут нужны кардинальные изменения. Мы говорили, что отношение чистого долга к EBITDA примерно на уровне 5–6 – это для нас более или менее комфортная ситуация, наша задача – к 2020 году приблизиться примерно к 4, и это даст нам возможность реструктурировать кредиты. Я допускаю, что к 2020 году, если не будет благоприятной конъюнктуры рынка, мы будем вынуждены вернуться к вопросу о реструктурировании долга еще раз. Мы можем рассмотреть возможность выпуска евробондов, облигаций, использовать другие финансовые инструменты. Посмотрим, как будет складываться ситуация, хотя, конечно, у нас огромное желание закончить эту эпопею, погасить все долги перед банками и начать жить по-другому.
Сейчас ваш главный проект – Эльга. Что он вам приносит?
– В 2017 г. мы добыли на Эльге 4,3 млн т угля, проект нам принес около 4,5 млрд руб. операционной прибыли. Но мы понимаем, что Эльга — это проект развивающийся, и чтобы завтра производство и прибыль росли, всю прибыль, которую мы зарабатываем сейчас, нужно вкладывать в развитие. Первый этап разработки предусматривает расширение карьера для увеличения добычи до примерно 14 - 15 млн т угля. Мы сможем выйти на этот уровень, когда построим обогатительную фабрику на 9 млн т.
Вы уже начали экспортировать эльгинские угли? Ведь до сих пор они поставлялись только покупателям в России, а зарубежные клиенты их лишь тестировали.
Каковы итоги работы "Ижстали" в 2017 году
– Экспортируем. Конечно, на сегодняшний день основная доля у нас уходит на внутренний рынок, мы начали отгрузку [на экспорт] в первую очередь энергетического угля. Поставляем его по контракту китайской компании Jidong Cement. Но и коксующийся концентрат тоже начали отгружать – более 400 000 т уже ушло на экспорт. 4,3 млн т – общая добыча угля на месторождении в 2017 году, из них 3 млн т – готовая продукция, в том числе 1,6 млн – коксующийся концентрат, из которого 1,1 млн ушло на внутренний рынок.
Где вы будете привлекать финансирование для дальнейшего развития проекта? Ведь на Эльге с ее запасами можно добывать до 30 млн т угля в год, но для этого нужно завершить строительство обогатительной фабрики.
- Безусловно, собственных источников нам не хватит – с такой долговой нагрузкой достраивать Эльгу сложно. Мы с нашим партнером по проекту, Газпромбанком, рассматривали возможность привлечения денег и вовлечения еще одного участника. Это может быть любой игрок, российский или зарубежный инвестор, главное – он должен быть заинтересован в развитии проекта. Поэтому в первую очередь мы говорим о металлургах, это могут быть японские или китайские компании, скорее даже китайские.
Разговоры «вот продадим долю в «Мечел-Майнинге» или «Эльгаугле» и за счет этих денег профинансируем достройку Эльги» идут последние лет восемь точно. Что мешало до этого и что сейчас позволяет думать, что продать долю получится?
– До этого мешала цена, за которую были готовы купить. При низкой цене на уголь все говорили, что этот актив дорого не стоит. Но мы вложили немалые деньги и понимали, что это проект будущего – минимум на 100 лет, это не проект сегодняшней конъюнктуры. Поэтому, пока цены не выросли, подходящих по стоимости предложений нам не делали. Мы с Газпромбанком вели очень активные переговоры с рядом интересантов, но хороших предложений не было. А сейчас, когда сырьевые рынки относительно стабильны и наступает время сырьевого бизнеса, все в выжидательной позиции: смотрят, как эту ситуацию повернуть с максимальной пользой для себя.
Сейчас для нас принципиальный вопрос – останется железная дорога в Эльгинском проекте или уйдет за его периметр. Пока не будет ясности по этому пункту, мы не можем продолжать переговоры. Сейчас мы стоим на развилке: что у нас будет с железной дорогой, получится или нет передать ее в концессию. Тогда уйдут и затраты на ее достройку и обслуживание. Для нас, конечно, оптимальный вариант, чтобы эксплуатацией занималась РЖД, – они профессионалы, это их бизнес.
Сейчас есть спрос на энергетический и коксующийся уголь – вы его успешно экспортируете. Но план Китая BlueSky предполагает радикальное снижение вредных выбросов, развитие экологичных технологий, упор делается на газовую и возобновляемую энергетику. То же самое со сталью, которую теснят и алюминий, и композиты. Как эти тенденции отразятся на «Мечеле»?
– Безусловно, в Китае есть программа по закрытию вредных производств, они исполняют определенные обязательства перед западными коллегами, но мы всегда говорим, что доля нашего участия в экономике Китая не настолько глобальна и значительна, чтобы закрытие части заводов и шахт существенно повлияло на наше производство. Россия в 2017 г. вдвое увеличила экспорт коксующегося угля в Китай по сравнению с 2016 г. ВВП Китая в 2017 г. вырос на 6,9%; закрывая собственные неэффективные, экологически вредные производства, Китай вынужден покупать больше угля со стороны. Потребность в наших углях есть, поэтому китайские коллеги заинтересованы в том, чтобы входить, в частности, в Эльгинский проект. Они понимают перспективы роста, они понимают, что весь объем, который мы добудем на Эльге, будет востребован.
Видите ли вы для себя существенные риски в связи с тем, что США предпринимают шаги в сторону протекционизма, ограничивают ввоз металла в страну?
– Наш основной рынок сбыта металлопродукции – внутренний. На мой взгляд, прямой риск для нас минимален, так как зона интереса компании в части реализации металла за периметром Соединенных Штатов. А если делать еще более общие выводы, то российские металлурги производят всего около 4% стали в мировом масштабе. Если держать в уме эту цифру, то становится очевидно, что протекционистские меры американских властей направлены прежде всего против китайского и европейского экспорта. В то же время ввод сквозной пошлины на любой металл в дополнение к уже существующим содержит косвенный для нас риск, связанный с потенциальным усилением конкурентной ситуации на мировом рынке металлопродукции и полуфабрикатов, что, в свою очередь, уже может повлиять и на наш внутренний рынок.
Для рельсобалочного стана, который в пик кризиса строили на Челябинском металлургическом комбинате (ЧМК), какие перспективы видите? Будете поставлять рельсы для ВСМ Москва – Пекин?
– С удовольствием! Сегодня наш стан самый современный не только в России, но и на всем постсоветском пространстве. Претензий к качеству рельсов, которые мы делаем, нет. Поэтому сам бог велел при реализации этих проектов покупать рельсы у нас. Вопрос будет в условиях строительства этой железной дороги, потому что деньги, скорее всего, будут китайские и вполне возможно, что китайцы поставят свои условия по инфраструктурной части. Деталей я не знаю, но допускаю, что придется побороться.
Кроме развития Эльгинского месторождения и увеличения загрузки рельсобалочного стана на ЧМК какие видите точки роста?
– Будем концентрироваться на тех нишах, где нам понятна структура производства, рынок сбыта, конъюнктура. Да и рельсобалочному стану есть куда увеличивать производство. Сегодня он загружен на 65–70%. Почти каждый месяц осваиваем новый профиль, новый сортамент. Это дает возможность расширять границы. Мы получили европейские сертификаты, которые дают нам возможность экспортировать нашу продукцию. Балку мы уже грузим, рельсы на экспорт начнем продавать в этом году.
Эльга – там еще столько работы! Запланированные нами на этот год 5,2 млн т угля – чайная ложка в масштабах этого проекта.
Думаем также над обновлением производства нержавеющей стали на ЧМК. Сейчас нержавейка в основном импортируется. Так что потенциально это очень хорошая точка роста. Мы смотрим лучшие технологии и лучший опыт, которые есть в мире. Ведем активные переговоры с несколькими производителями оборудования. Если наши кредиторыне будут против, то мы бы хотели реализовать этот проект. Плюс мы не оставляем надежды увеличить добычу на «Южном Кузбассе». У нас есть лицензии, которые на сегодняшний день не в активной фазе разработки.
А планы по модернизации «Ижстали» есть?
– «Ижсталь» мы уже модернизировали. В 2008-2012 годах на заводе была проведена коренная реконструкция производственных мощностей. По масштабу и объему работ я бы приравнял эту реконструкцию к строительству нового завода. «Мечел» инвестировал в это техпервооружение более 6 млрд рублей. Благодаря этому «Ижсталь» сохранила передовые позиции среди российских производителей специальных и нержавеющих сталей.
Учитывая сегодняшние технические возможности завода, мы рассматриваем его как площадку для реализации точечных проектов по освоению производства новых высокомаржинальных видов продукции. Кроме того, сегодня «Ижсталь» играет важную роль во внутригрупповой кооперации предприятий «Мечела». И те задачи, которые стоят перед заводом, успешно решаются.
В 2017 году «Ижсталь» увеличила объемы производства на 15%, выручку - на 30%. И что очень важно, на протяжении всего года завод работал с положительной операционной прибылью.
За эти годы переговоров и реструктуризации команда «Мечела» сильно поменялась, многие уходили. Как Вы оцениваете сегодняшнюю команду?
–С точки зрения кадровых изменений за эти годы мы пережили разное. И те люди, которые остались в компании, – это та платформа, тот фундамент, на который мы можем сегодня опираться и двигаться дальше. Это не только люди, которые работают в офисе в Москве, но и в регионах. Мы очень много разговаривали в этот промежуток времени с нашими коллегами на предприятиях, объясняли им ситуацию. И то, как мы прошли сложный период последних трех лет, зависело не только от людей, которые участвовали в переговорах с банками и делали техническую работу, но и от тех, кто работал на местах, кто в сложные периоды, когда почти отсутствовало финансирование, смог удержать коллективы, производство, не завалиться.
Стойкость стала буквально коллективным качеством «Мечела»...
– Точно. Это хорошая школа. Все наши руководители отмечают, что в «Мечеле» не соскучишься. Стрессовые состояния и риск-менеджмент, когда все в напряжении и каждый день как подвиг, – это, конечно, людей закаляет и дает огромный опыт и юристам, и финансистам, и производственникам... как выжить без денег. Народ у нас весь стойкий.
https://www.kommersant.ru/doc/3605081?query=%F3%E3%EE%EB%FC